Ты ожившей статуей спрятался в нише
И закурил весну.
А я смотрел на тебя, как нищий,
Думая: если не сплю – скоро засну.
Равномерно давил на плечи
Немосковский, нездешний вечер,
И в церквях задувала свечи
Молчаливо печальная Вечность.
Скалились боги черничным небом,
Подвергая меня анафеме
За то, что с тобой я когда-то не был.
Ты слышал, как ложкой стучит по кафелю
Одиночество с кожей вафельной?
Я слышал, пока ловил
Глазами весенний дым.
Люди вокруг шныряли,
Не замечая сказочный, тайный лаз…
Электрическими мигающими огнями
Город смотрел на нас.
Потухали порою весны локоны,
Ты снова их зажигал,
Выпуская из маленького кокона
Мотылька, что был ядовито ал.
Ты затягивался строго, сосредоточенно,
Ощущая обманчивый холодок.
Тебе – дорога, а мне – обочина,
И нам обоим – цветущий дрок.
Замерзали пальцы в кожаных оковах,
А на рекламных щитах, как на иконах,
Проступали святые лики, выписанные по канонам.
Неровным и душным дыханием порою обдавал метрополитен.
Не поверишь, мы ведь в тот вечер были на улице с именем Пэлл Мэлл.
И закурил весну.
А я смотрел на тебя, как нищий,
Думая: если не сплю – скоро засну.
Равномерно давил на плечи
Немосковский, нездешний вечер,
И в церквях задувала свечи
Молчаливо печальная Вечность.
Скалились боги черничным небом,
Подвергая меня анафеме
За то, что с тобой я когда-то не был.
Ты слышал, как ложкой стучит по кафелю
Одиночество с кожей вафельной?
Я слышал, пока ловил
Глазами весенний дым.
Люди вокруг шныряли,
Не замечая сказочный, тайный лаз…
Электрическими мигающими огнями
Город смотрел на нас.
Потухали порою весны локоны,
Ты снова их зажигал,
Выпуская из маленького кокона
Мотылька, что был ядовито ал.
Ты затягивался строго, сосредоточенно,
Ощущая обманчивый холодок.
Тебе – дорога, а мне – обочина,
И нам обоим – цветущий дрок.
Замерзали пальцы в кожаных оковах,
А на рекламных щитах, как на иконах,
Проступали святые лики, выписанные по канонам.
Неровным и душным дыханием порою обдавал метрополитен.
Не поверишь, мы ведь в тот вечер были на улице с именем Пэлл Мэлл.