Аффтар Сергей Макеев.К вопросу о грязи.
Авантюристу XVIII века всегда всего не хватало – денег, славы, любви, власти. Ему, как правило, и одной жизни было недостаточно, и он создавал себе вторую, легендарную. Рыцарь Фортуны составлял свой романтизированный образ из слухов и домыслов о себе, подбрасывал интригующие версии в газеты и, наконец, наводил последний глянец в подробных мемуарах, в правдивость которых наивно было бы верить.
Шевалье д'Эон исключением не был. Легенды о нем почти заслонили реальную личность. На склоне лет шевалье уже мог прочитать о себе беллетризованные биографии, одна такая (перевод с немецкого) вышла и в России в 1787 году, она называлась «Достойная примечания жизнь бывшего кавалера д'Эона, а нынешней дамы д'Эон де Бомон».
Самый изящный дуэлянт
Наш герой родился в 1728 году в Тоннере, при крещении он получил имя Шарль. Он учился в Тоннере, затем отправился в Париж, где поступил в колледж. Двадцати одного году от роду он уже получил диплом доктора гражданского и канонического права. В то же время шевалье д'Эон прекрасно стрелял из пистолета, еще лучше фехтовал и считался самым опасным дуэлянтом столицы.
Современники отмечали в нем необыкновенное изящество, граничившее с женственностью. Он и говорил высоким нежным голосом. Эта двойственность его натуры интриговала, притягивала как мужчин, так и женщин. Ему приписывали несколько головокружительных романов в Париже, а позднее в Санкт-Петербурге, он живо отобразил их в мемуарах, но в откровенном письме как-то признался, что в жизни не имел любовниц, их ему заменяли книги. Шевалье д'Эон не сразу осознал, что в его мужском теле заключена женская душа. Постепенно крепло желание не обладать женщиной, а быть ею. Хотя бы внешне. Хотя бы переодеваясь в женское платье.
В те годы трудно было удивить высшее общество вольностями в интимной жизни. Порочность тогда не была препятствием для государственной службы. Иначе и быть не могло, ведь сам король Людовик XV провозгласил: «После нас хоть потоп!»
Неудивительно, что шевалье д'Эона заметили при дворе, и наконец сам король пожелал с ним познакомиться. Государь оценил выдающиеся способности молодого человека. Впрочем, вполне возможно, что протекцию д'Эону составила маркиза Помпадур, которая с середины XVIII века и до самой смерти в 1764 году фактически руководила внешней политикой Франции. Так или иначе, вскоре шевалье д’Эон стал секретным агентом короля.
Вряд ли он имел призвание к разведке или дипломатии. Он руководствовался скорее выгодой: услуги тайного агента щедро оплачивались. Да и сам дух авантюризма заставлял кровь быстрее бежать по жилам. Шпионаж – одна из основных «специализаций» авантюриста XVIII века. В разное время секретными агентами были Казанова и граф Сен-Жермен, и это только авантюристы «главного калибра», шпионским ремеслом не брезговал никто.
На секретной службе в стране соболей
Политика Франции в отношении России была, мягко говоря, недружественной. Россию старались изолировать от Европы цепью враждебных ей государств, расположенных вдоль всей западной границы империи, с севера до юга: Швеция – Польша – Турция. Россия, естественно, относилась к Франции с недоверием. А тут еще французский посол в России маркиз де ла Шетарди в частном письме неуважительно отозвался об императрице Елизавете Петровне. Для дипломата такого уровня это было верхом беспечности, ведь он знал, что письма перлюстрируются. В общем, пришлось послу собирать дорожные сундуки. В ответ и русского посла выслали из Парижа. Дипломатические отношения между двумя странами надолго прервались.
Но вот над Европой взошла звезда прусского короля Фридриха II. На пороге Семилетней войны рушились старые союзы, заключались новые. В изменившихся обстоятельствах Франции понадобилась дружба России. Развернуть сразу всю налаженную веками дипломатию в противоположную сторону было бы невозможно. Но на этот случай у Людовика XV была собственная тайная разведка и дипломатия, так называемый «секрет короля». Официальные дипломаты чаще всего не знали, какие задания выполняют агенты секретной королевской службы.
Но Россия не спешила открывать объятия французам. Канцлер А.П.Бестужев-Рюмин был непреклонным противником сближения с Францией, зато вице-канцлер М.И.Воронцов, наоборот, сторонником французской партии в верхах. Но упрямый старик Бестужев везде имел глаза и уши, его шпионы действовали не только при дворе, но и на границах империи.
Нужен был дипломатический прорыв. И тогда в Версале решили: нужно тайно обратиться прямо к Елизавете Петровне, наладить секретную переписку между императрицей и королем. Требовался человек, не вызывающий подозрений, с надежной легендой. Такой кандидат как раз в это время начал работать на «секрет короля» – Александр Питер Макензи Дуглас, шотландец-якобит, вынужденный покинуть Англию. Проще говоря, политэмигрант. В России хорошо принимали англичан, много шотландцев служило в русской армии. Согласно легенде, Дуглас отправлялся в Санкт-Петербург якобы для закупки пушного товара. Продумали и связь: поскольку курьеров не было, а почта досматривалась, решено было использовать в открытой переписке особый «меховой» шифр. «Черно-бурая лиса», «куница», «горностай», другие меха обозначали царедворцев, послов иностранных держав и монархов. «Соболем» именовался главный противник – Бестужев-Рюмин. В случае провала агент должен был сообщить, что «меховую муфту не нашел».
Летом 1755 года Дуглас прибыл в Санкт-Петербург. В Версаль полетели депеши. «Соболь в цене», – сообщал Дуглас, то есть, позиции Бестужева-Рюмина по-прежнему сильны. «Рысь в ходу», – значит, австрийская эрцгерцогиня Мария-Терезия заинтересована в тесном союзе с Россией. Французский агент установил связь с Воронцовым, а тот, в свою очередь, доложил Елизавете Петровне о предложениях Людовика XV. Ответ императрицы был благосклонным. Дуглас помчался в Париж с обнадеживающим докладом.
Уже в следующем году шотландец вернулся в Санкт-Петербург, и на этот раз его сопровождал секретарь – щеголь и галантный кавалер, виртуозно владевший пером и шпагой, шевалье д'Эон.
Двум агентам предстояло обеспечивать постоянную переписку короля с императрицей, сделать процесс сближения двух государств необратимым. Шкатулка с двойным дном, шифры в обложках книг, конспиративные встречи – весь набор шпионских средств того времени был задействован. Одновременно полным ходом продолжался сбор разведданных. Агентам надлежало собрать сведения о русско-английских переговорах, о состоянии российской торговли, о степени доверия императрицы к различным вельможам и министрам, о фаворитах Елизаветы Петровны, об отношении общества к наследнику престола Петру Федоровичу, о планах России в начинающейся войне, о видах Санкт-Петербурга на Польшу и многом другом.
Когда миссия французских агентов успешно завершилась, оба вернулись в Париж, Дуглас навсегда, а д'Эон лишь на короткое время. Король удостоил шевалье аудиенции и подарил золотую табакерку – на придворном языке это был знак особой приязни. Вскоре в Санкт-Петербург отправилось посольство во главе с маркизом л'Опиталем, а секретарем посольства был назначен шевалье д'Эон. Он по-прежнему работал как агент «секрета короля», но под дипломатическим прикрытием. При этом даже посол не знал, что его секретарь по совместительству еще и шпион, выполняющий особые задания.
Из России – с любовью
Еще в качестве агента д'Эон начал помаленьку подвирать своему начальству, преувеличивая свои победы. Проверить его было некому, тем более – заменить. Резкий поворот во внешней политике России и Франции стал полной неожиданностью и породил самые фантастические слухи. «Как можно было добиться благосклонности русской императрицы?» – недоумевали в Париже. Разумеется, переодевания и альковные похождения первыми приходили на ум. Шевалье д’Эон не опровергал слухов, а только многозначительно улыбался.
Аналитическим умом и широчайшей эрудицией шевалье д’Эон превосходил не только своих коллег, но и своих начальников в Версале. Он написал и представил министру иностранных дел кардиналу де Бернису несколько отчетов-исследований о законах и экономике России, например «Общий мемуар о российской торговле», предлагал проекты, вроде «Плана торговли на Черном море».
В России шевалье д'Эон и в самом деле получил много впечатлений, наблюдений. Он отмечал хорошие стороны русской жизни и добрые черты народного характера, и тут же, через «но», давал волю сарказму. «Русские чрезвычайно сноровисты, – отмечал д'Эон, – но, поднявшись до определенного уровня мастерства, там и остаются и почти никогда не достигают совершенства. Тем не менее, почитают они себя годными к любому делу и не уступающими в ловкости ни одному народу европейскому; русский купец или фабрикант, ревнуя к чужеземцам, употребит все возможные средства, дабы помешать им устроить здесь полезные заведения и воспрепятствовать их бесперебойному труду; он пойдет на все, измучит чужестранцев ложными надеждами, отсрочками и посулами и доведет до того, что, обремененный долгами и лишенный возможности выехать из России, иностранец примет поневоле условия невыгодные и разорительные».
Он хвалил государственное устройство, описывал коллегии и учреждения, а затем пояснял: «По описанию моему можно подумать, будто в управлении всеми делами этой Империи царит величайший порядок; я же, напротив, полагаю, что царит в нем немалый беспорядок, причина же сего положения вещей очень проста: в здешних краях никто не получает должность в награду за заслуги, как сие в других странах водится, а по той лишь причине, что сие государю угодно, и нет здесь ни законов, ни права, и во всех сословиях вдобавок невежество господствует».
А вот про армию: «Русский солдат вообще весьма послушен и покорен; вышколен, воюет хорошо и бесстрашно, когда хороших над собой имеет командиров, кои ему пример показывают, но в том же коренится и слабость его, ибо, говоря по правде, русский офицер чаще всего ни ума не имеет, ни талантов».
Профессии юриста, агента и дипломата приучили шевалье д'Эона копировать все документы, попадающие ему в руки, все хранить в своем архиве, тем более – оригиналы писем от важных персон. Если для полноты картины не хватало какого-то документа, д'Эон без стеснения сочинял его. Шевалье д'Эон всюду возил с собой деревянные шкатулки с документами, закамуфлированные под фолианты. В его огромной библиотеке их трудно было отыскать.
В отличие остальных авантюристов, побывавших в России, шевалье д'Эон сумел сделать здесь карьеру. Русские относились к нему с уважением. В конце «русского периода» его жизни ему предложили выгодную службу, о чем он сообщил в Версаль. Кардинал де Бернис советовал согласиться. Но шевалье д'Эон отказался. В 1760 году он навсегда покинул Россию, но мысленно, в своих сочинениях, в переписке, еще не раз возвращался сюда.
Ему было мало вернуться в Париж просто хорошим агентом и дипломатом. Ему нужна была приставка «супер». Чтобы стать суперагентом, нужно было привезти некий эксклюзив. И он сфабриковал документ, которого не было: внешнеполитическую доктрину Российской империи, разработанную будто бы еще Петром Великим и последовательно осуществляемую его преемниками. Этот документ стали называть «Завещанием Петра I».
Шевалье д'Эон включил в текст документа известные ему, как агенту и дипломату, внешнеполитические планы России по отношению к ее союзникам – германским государствам и Австрии, к ее постоянным противникам – Швеции и Турции. В остальном автор дал волю фантазии. Он приписал России вечное стремление к подчинению, завоеванию других стран. На юге, например, русские будто бы планировали чуть ли не «мыть сапоги в Индийском океане». На Западе – постепенно завладеть Швецией, Польшей, совместно с Австрией разгромить Турцию. В конце концов, в Европе останутся три суверенных государства: Россия, Австрия и Франция. Россия предложит им тайное соглашение о разделе мирового господства, но поведет дело так, чтобы Париж и Вена столкнулись лбами и передрались. Возможно, Франция устоит. Тогда Россия нанесет решающий удар: бросит войска с севера через Архангельск, с запада через Польшу и Германию, а на юге по морю из Азова привезет «десант варварских орд». После покорения Франции вся остальная Европа легко подпадет под иго Империи.
Шевалье д'Эон вновь был обласкан королем, получил ежегодный пенсион в 2400 ливров и чин капитана драгунского полка. А вместе с ним и назначение в действующую армию.
Это был короткий, но упоительный период в его жизни. Шевалье д’Эон показал себя храбрецом: отличился при взятии Вольфенбюттеля – резиденции герцога Брауншвейгского, в Нижней Саксонии дважды переплывал Везер под огнем вражеских пушек, с сотней драгун захватил в плен целый батальон пруссаков, был ранен в руку и в голову.
Война, не слишком удачная для Франции, оканчивалась. Нужно было заключать мир, не только с Пруссией, но и с ее союзницей Англией. А при плохом раскладе – готовить вторжение на Британские острова. Королю вновь понадобился «маленький д’Эон», как называли его при дворе. Он отправился в Лондон секретарем посольства, вскоре стал полномочным министром, то есть исполнял обязанности главы дипмиссии. Шевалье д’Эон подготовил проект мирного договора, удовлетворявший обе стороны. В то же время он координировал работу целой группы французских офицеров, проникших в Англию под видом туристов. Они обследовали бухты на побережье, наметили места для высадки десанта, разведали дороги и так далее. На основе собранных данных был составлен план операции. Людовик XV вновь был настолько доволен своим агентом-дипломатом, что пожаловал его званием кавалера ордена Святого Людовика.
Охота на шевалье
Но недолго ликовал шевалье д’Эон. Неожиданно в Лондон прибыл новый посол граф де Герши. Он потребовал передать ему все дела и отчитаться, в том числе по финансовым статьям, что д’Эону было особенно неприятно. Оказывается, в Версале произошел скандал: маркиза Помпадур обнаружила, что король ведет собственную политическую игру, перехватила письма к д’Эону. Это по ее настоянию был назначен и срочно отправлен в Лондон новый посол. Шевалье д’Эон, ценнейший агент и дипломат, пал жертвой охлаждения между королем и могущественной фавориткой.
Но вот д’Эон по новым секретным каналам получил ободряющее письмо от Людовика XV: монарх подтверждал свою благосклонность и приказывал продолжать работу на «секрет короля». Шевалье д’Эону было не впервой вести двойную игру. И он бросил вызов Помпадурше и новому главе МИДа де Шуазелю – отказался подчиниться послу де Герши, удерживая у себя архив посольства.
Началась травля д’Эона. На него охотились прибывшие французские агенты, но он всегда ускользал, переодевшись в женское платье, или успешно отбивался шпагой. Его планировали усыпить сонным зельем и в бессознательном состоянии вывезти во Францию, но он был слишком осторожен. Его дом пытались взять штурмом, но шевалье д’Эон превратил его в крепость. Против него началась война в печати: его объявляли вором, сумасшедшим и, наконец, гермафродитом. Все, о чем шептались за спиной д’Эона, теперь обсуждалось во всех кофейнях Лондона.
Шевалье вспылил, ответил на обиду оскорблениями. А послу того и надо было, для этого он и нанял продажных памфлетистов. За публичное оскорбление д’Эона привлекли к суду, однако обвиняемый в суд не явился, его приговорили к тюремному заключению заочно. Но, когда констебль с полицейскими явились его арестовывать, оказалось, что в доме находятся только женщины – экономка, кухарка и горничная. Констебль удалился, отметив про себя, что горничная – соблазнительная штучка, так и стреляет глазками!..
Тут кавалеру повезло: во-первых, один из наемных убийц согласился свидетельствовать против де Герши, во-вторых, буфетчик посольства рассорился с начальством и признался, что подсыпал сонное зелье в бокал, предназначавшийся д’Эону. Последовало обвинение посла в попытке убийства. Де Герши обратился к милости английского короля Георга III. Дело замяли, но послу пришлось спешно покинуть Британию. Король пошел на мировую, назначил шевалье пенсион, понимая, что в случае продолжения конфликта д’Эон может стать неуправляемым. А в его личном архиве хранятся секретные документы, в том числе письма короля. Что если, к примеру, англичане узнают о готовящемся вторжении на Британские острова? Да не с чьих-то слов, а из собственноручных королевских писем! Вскоре д’Эон получил требование вернуть все секретные документы и письма. Он отказался. Тогда ему перестали выплачивать пенсион. Д’Эон в ответ сообщил, что бедствует, а государственные тайны – ходовой товар, покупателя найти нетрудно. Так «маленький д’Эон» объявил войну правительству и лично королю Франции.
Бомарше против д'Эона
Кто может победить авантюриста, когда у него козырные карты на руках? Только такой же авантюрист, искушенный в правилах нечистой игры. Уладить «семейную ссору» с д’Эоном поручили великому драматургу Бомарше, который, как известно, тоже был тайным агентом короля.
В 1774 году скончался Людовик XV, его сменил Людовик XVI. Поскольку и для нового правительства архив шевалье д'Эона представлял серьезную угрозу, Людовик XVI послал в Лондон Бомарше. Ему предстояло заключить с контрагентом сделку, состоявшую из двух пунктов: во-первых, деньги в обмен на архив, и во-вторых, некие «особые условия». Эти условия были необходимы на тот случай, если д'Эон все-таки утаит какой-нибудь компромат, либо, вернувшись во Францию, станет устно распространять секретную информацию. Решение, к которому пришли версальские мудрецы, сообщил министр иностранных дел Верженн в письме к Бомарше: «Вот если бы г-н д'Эон согласился появиться в женском обличье, все было бы решено».
В Версале прекрасно знали, что уже с 1771 года шевалье д'Эон все чаще появлялся на публике в дамском наряде. Англичане даже заключали пари на тему: мужчина он или женщина? Поэтому позднее «особые условия» были конкретизированы: шевалье д'Эон отныне всегда должен носить женское платье. Таким образом, правительство намеревалось ошельмовать д'Эона: ну кто поверит шуту или человеку неопределенного пола?
Шевалье д'Эон с доверием пошел на контакт с Бомарше. По первому пункту торговались долго и даже обменялись колкостями, но в конце концов сошлись в цене. «Особые условия» привели шевалье д'Эона в замешательство. Однако, поразмыслив, он согласился. В результате 4 ноября 1775 года был заключен самый необычный договор в истории мировой дипломатии. С одной стороны он был подписан г-ном Пьером Огюстеном Кароном де Бомарше, «в силу полномочий, возложенных на него Людовиком XVI», а с другой – «барышней д'Эон де Бомон, старшей дочерью в семье, известной до сего дня под именем кавалера д'Эона, бывшего капитана драгунского полка, кавалера ордена Святого Людовика, а еще ранее – доктора гражданского и канонического права». Основная часть договора гласила: «Барышня де Бомон признает, что по воле своих родителей она до сих пор жила под чуждым ей мужским обличьем, и отныне, дабы положить конец этому двусмысленному положению, вновь станет носить женское платье и больше никогда от этого не откажется, за что ей будет позволено вернуться во Францию. Как только это условие будет выполнено, она получит пожизненную ренту в размере 12 тысяч ливров, а все ее долги, сделанные в Лондоне, будут оплачены. Учитывая ее ратные заслуги, ей разрешается носить крест Святого Людовика на женском платье и выделяется 2000 экю для приобретения женского гардероба, вся же мужская одежда будет у нее изъята, дабы не будить желания вновь ею воспользоваться».
Так довершилось превращение шевалье д'Эона в женщину. Как пошутил один английский газетчик, «одевшись женщиной, шевалье стал собственной вдовой». Но мы будем все-таки говорить о нем в мужском роде. В 1777 году шевалье д'Эон вернулся во Францию.
Он сразу получил приглашение в Версаль, но явился он туда в мундире драгунского капитана. Король был недоволен. Д'Эон пытался оправдаться тем, что ему не хватает средств на женские наряды, хотя приличная сумма на эти цели была ему выплачена по договору. Тягостную сцену разрядила присутствовавшая при этом королева Мария Антуанетта, она предоставила в распоряжение д'Эона свою личную портниху. И все же король издал специальный указ, запрещавший д'Эону носить другую одежду, кроме женской. А непокорного драгуна отправил на время в женский Сен-Сирский монастырь.
И вскоре шевалье д'Эон прибыл во дворец в черном платье с огромными фижмами, в напудренном парике с кружевной наколкой и в туфлях на высоких каблуках. По столице поползли слухи, что «барышня д’Эон» влюбилась в Бомарше, а коварный драматург обманул ее и бросил.
Шевалье д'Эон посетил Вольтера, с которым прежде обменялся несколькими письмами. Вольтер, Дидро, Руссо – они были кумирами всех мыслящих людей, к каковым причислял себя и д'Эон. Однако философ принял экзотического гостя довольно холодно и после этой встречи называл его в письмах не иначе, как «человеком-амфибией», «ни мужчиной, ни женщиной».
Как-то неуютно показалось шевалье д'Эону на родине. Он вернулся в Англию, к которой уже привык и где к нему уже привыкли.
Со шпагой и в юбке
До конца своих дней шевалье д'Эон носил женское платье и даже не пытался снять его, когда это стало возможно. Он писал: «После того, как я всю жизнь был мужчиной, военным, ученым, дипломатом, я испытываю восторг оттого, что я женщина!» А между тем, нежная миловидность шевалье давно увяла, черты заострились, морщины избороздили лицо. При первой встрече он производил на людей жалкое впечатление. «Трудно вообразить себе что-либо более невероятное и неприятное, чем девица д’Эон в юбке», – писал современник.
Но вот свершилась Французская революция, и все пошло прахом. Директория отказалась платить ренту, назначенную королем. Как эмигрант, шевалье д’Эон лишался и законной защиты государства. Он просил принять его на службу во французскую республиканскую армию и засыпал письмами знакомых военачальников. Ему отвечали вежливо, но в высшей степени уклончиво.
Шевалье д’Эон зарабатывал уроками фехтования и участием в соревнованиях с призовым фондом. Причем фехтовал он в женской одежде. Однако рука д’Эона слабела, точность изменяла ему. После легкого ранения обломком рапиры пришлось оставить фехтование. Тогда он стал участвовать в шахматной игре на деньги, но средств на жизнь не хватало, росли долги.
Пришлось продавать библиотеку. В ней были целые разделы по законодательству, финансам, истории, языкознанию, не говоря уже о философской и художественной литературе. Шевалье д’Эон предложил библиотеку целиком русской императрице Екатерине II. Он убеждал царицу, что его собрание необходимо ей при составлении свода законов. Императрица отказалась. В 1793 году библиотека была выставлена на аукционе Кристи и частично распродана. Это спасло шевалье д’Эона не только от нищеты, но и от полного забвения, о нем опять заговорили.
Так, распродавая книги, мебель, оружие, драгоценности и памятные вещицы (среди них была шкатулка, будто бы подаренная ему Елизаветой Петровной), наш герой дожил свой век. Смерть его 21 мая 1810 года поставила точки над i: консилиум врачей в присутствии полиции и свидетелей констатировал, что умерший был мужчиной «без какой-либо примеси иного пола». Однако мужчина и женщина – это не только физиология. Возможно, тайну шевалье д’Эона прояснит та часть библиотеки, которую он не выставил на продажу. Это была, так сказать, феминистская литература: «Галерея сильных женщин», «Апология дам», «Жизнь знаменитых женщин Франции» в 2-х томах, «Защита прекрасного пола», «История галантных женщин», «Исследования о женском платье». Разумеется, эротическая литература и романы, слывшие учебниками соблазнения. А также, представьте себе, многочисленные справочники по акушерству и гинекологии!
Эта болезнь или половое извращение тогда же получило название «эонизм» по имени д’Эона. Старый термин и сегодня употребляется как синоним сравнительно нового – «трансвестизм». А может быть, это тоже некая авантюра природы, стремящейся создать новый вид человека?
Аффтар Светлана Марлинская.Одно слово...*осёкся*..."женщина".
Полное имя этого человека звучало так: Шарль-Женевьева-Луи-Огюст-Андре-Тимоте де Эон и де Бомон. Ничего необычного такая гроздь имен в те времена в католических странах (а таковою была Франция) собою не представляла. Чем больше имен дано при крещении младенцу, тем больше у него будет святых заступников, считали добрые католики. И женское имя среди мужских тоже было в порядке вещей: святая заступница тоже не помешает.
Неизвестно, почему ребенка наряжали то мальчиком, то девочкой. Возможно, потому, что мать его хотела дочку и потому приказывала наряжать мальчика в платьица и панталончики с кружевами. Но говорили также, что мальчик-то на самом деле был девочкой, а, поскольку его отец страстно хотел иметь сына и наследника, малышку наряжали в мужские костюмы.
Как было на самом деле, трудно сказать. Достоверно одно: шевалье де Эон всю жизнь одинаково свободно чувствовал себя и в юбке с кринолином, и в военном мундире. Достоверно также, что “он” великолепно владел шпагой, а “она” танцевала лучше всех остальных дам при королевском дворе в Версале.
В десятилетнем возрасте шевалье поместили в мужскую коллегию Мазарини, где ему дали приличное по тем временам образование, обильно приправленное розгами. У аббатов, кстати, не возникало ни малейшего сомнения в том, к какому полу принадлежал их резвый и смышленый питомец. Из коллегии шевалье вышел со званием “доктор гражданского и канонического права” и с репутацией самого опасного дуэлянта Франции.
Молодой адвокат и пером владел столь же виртуозно, сколь и шпагой. За три года он успел выпустить в свет две книги: “Финансовое положение Франции при Людовике XIV в период Регентства” и “Политические рассуждения об администрации древних и новых народов”. О новом “светлом разуме” заговорили в светских салонах, и, по слухам, сам великий Вольтер желал с ним познакомиться. Но знакомство состоялось позже, много позже...
А пока одна из многочисленных любовниц (по слухам, только по слухам — нет ни единого твердого доказательства близости шевалье с какой-либо женщиной), молоденькая графиня де Рошфор, решила подурачиться. Нарядив шевалье в свое платье, она повезла его на маскарад, где был и король Людовик XV. Пресыщенный пышными прелестями придворных красавиц, король отметил угловатую хрупкость незнакомки. И уединился с нею в саду...
Гнев короля был ужасен: негодная графиня де Рошфор осмелилась подшутить над его величеством и свести его с мужчиной! Графиню выслали в деревню. Зато всесильная фаворитка маркиза де Помпадур, всласть посмеявшись над происшествием, приблизила де Эона к себе, намереваясь извлечь выгоды из любовной ошибки короля. Маркиза была несомненно умнее своего царственного покровителя, и уж она-то знала, как можно использовать мужчину, который блистательно играет роль женщины.
Политика, политика, всегда одна политика...
У де Эона появился и другой влиятельный покровитель: принц Луи де Конти — прославленный полководец и превосходный оратор. Но принц грезил лаврами поэта, а рифмы ему никак не давались. Тут-то и возник в его покоях изящный шевалье.
- Не огорчайтесь, высокий принц, — заявил он, — в любое время дня и ночи я могу говорить стихами, а вы все мои рифмы можете считать своими.
И очень скоро принц Конти уже не мыслил своей жизни без шевалье. Но называл его почему-то "Моя прекрасная де Бомон”. Впрочем, скоро все прояснилось: принц вместе с маркизой де Помпадур составили оригинальный план проникновения в Россию личного посланника французского короля (официальных посланцев Версаля в Санкт-Петербурге не очень-то жаловали).
- Что не по силам мужчине, надобно доверить женщине, — глубокомысленно заметила маркиза. — А ваш шевалье де Эон, милейший принц, это как раз то, что нужно. Его щеки никогда не ведали прикосновения бритвы, руки и ноги миниатюрны, голос напоминает бубенчик. И все это сопровождается мужской силой и ловкостью и острым умом.
Несмотря на запоздалые протесты шевалье, его оторвали от упражнений со шпагой, чтения книг, игры в шахматы и распивания вина. Из Парижа в столицу России выехала мадемуазель де Бомон — лицо сугубо частное и сугубо женское. Роскошные туалеты мадемуазель были сшиты под личным руководством принца Конти, который знал, как женщине надобно одеваться, чтобы понравиться мужчинам.
Выехать-то мадемуазель де Бомон в Россию выехала, но вот была ли она там, неизвестно. Ни во французских, ни в русских архивных документах нет ни малейших следов пребывания в Петербурге прекрасной Луизы де Бомон. Сам шевалье в своих мемуарах утверждает, что не только был, но и стал придворной чтицей императрицы Елизаветы и даже передал ей спрятанное в переплет какой-то книги личное послание короля Людовика XV, убеждавшего императрицу вступить с ним в секретную переписку. Некоторые авторы исторических произведений, начитавшись мемуаров шевалье, даже возвели его в ранг фаворитки императрицы. Но...
Но сам де Эон так запутал свою жизнь, нагородил вокруг себя столько тайн, нужных и бесполезных, что верить этому оборотню нельзя. И уж никак не могла француженка стать фавориткой русской императрицы хотя бы потому, что при дворе Елизаветы фавориток вообще не было. Фавориты — да, были, были подруги, но и только.
А вот в секретную переписку с королем Людовиком Елизавета действительно вступила, но посредником был не шевалье, переодетый в женское платье, а мужчина-иезуит Дуглас. И не он лично передал послание в руки Елизаветы, а вице-канцлер Михаил Воронцов, люто ненавидевший всесильного тогда канцлера Алексея Бестужева. Даже министры Людовика не знали об этой переписке, а Елизавета таилась ото всех, кроме Воронцова, кстати, родственника, мужа двоюродной сестры.
В результате с депешей в Париж был послан... домашний учитель Воронцова Бехтеев. Две великие страны накануне большой войны сходились с помощью двух... гувернеров (Дуглас тоже был домашним наставником). Шевалье де Эон, или мадемуазель де Бомон, ко сему этому не имел ни малейшего отношения. Шевалье вообще прибыл в Петербург позже, мужском платье, и произвел в столичном обществе фурор. Прежде всего он оказался нтересен тем, что был совершенно равнодушен к женщинам. Даже Елизавета не выдержала — приняла в своем дворце эту “высоконравственную загадку”. Но никаких последствий этот визит не имел, хотя, по замыслу принца Конти, шевалье должен был добиться для него курляндского престола, вассального по отношению к российской короне.
Из секретной миссии шевалье, однако, ничего не вышло. Прослышав о намерениях француза, канцлер Бестужев щедро снабдил его золотом и предложил убраться из России. Альтернативой была крепость или ссылка на Камчатку. Что предпочел де Эон, нетрудно догадаться.
Парижские газеты, однако, преподнесли возвращение шевалье на родину как триумф. Дело было в том, что, проезжая через Вену, де Эон узнал о поражении прусского короля Фридриха под Прагой. Шевалье загнал несколько упряжек лошадей, разбил карету, сломал шпагу, но на целых тридцать шесть часов опередил курьеров. И Версаль встретил его, как победителя.
Французские же дела в России запутались окончательно. И снова де Эон едет в Санкт-Птербург — на сей раз в качестве первого секретаря посольства. По тем временам этот пост был весьма высокий. Но прежде чем покинуть Париж, шевалье положил на стол минстра иностранных дел документ, который ему, по его словам, удалось выкрасть из тайных архивов в Петергофе. Это было ни больше ни меньше, как завещание Петра Великого его потомкам, политическая программа России, которой она должна была неуклонно следовать.
Наверное, шевалье думал, что за этот документ ему в Версале при жизни поставят памятник. Но ни король, ни его министры в суматохе событий не обратили на этот документ внимания. “Слишком химерично”, — был однозначный вывод политиков.
Однако этот документ оказался миной замедленного — и многоразового! — действия. Дважды его использовали для оправдания войны Франции с Россией: в 1812 году (нашествие Наполеона) и в 1854 году (Крымская кампания). Но до этого было еще очень и очень далеко, а эта “мина” затерялась в ворохе архивных бумаг.
А в Петербурге неуютной, холодной осенью 1757 года шевалье де Эон имел неосторожность подшутить в одном из знатных домов над Станиславом Потоцким, польским посланником любовником великой княгини Екатерины. В ответ на шутку француза гордый лях лишь поморщился:
- Уймитесь, жалкая жертва природы в камзоле! Где ваше мужество?
В ответ над столом зловеще блеснула шпага де Эона. Потоцкий счел ниже своего графского достоинства биться на дуэли с противником без титула, и за него в поединок вступил голштинский наемник-гигант. Все кончилось в одну минуту: прямым ударом в сердце де Эон наповал убил противника. У императрицы Елизаветы этот поступок вместо ожидаемого гнева вызвал прямо противоположную реакцию — она предложила шевалье принять русское подданство и служить императрице всеми своими талантами.
“Близ царя — близ смерти”, — припомнилось де Эону, и он вежливо отклонил лестное предложение. Сколько раз на протяжении своей долгой жизни он еще пожалеет об этом! Сколько раз будет он клясть свою чрезмерную осторожность: такой изощренной пытки, которую в будущем изберет для него родная Франция, в России бы не придумали.
А пока шевалье погрузился в изучение российской истории. Насмешки, которым он подвергался в Петербурге за свою нравственность, сделали его отчасти замкнутым. А с книгами и с пером он отдыхал от людей. Из-под этого пера, кстати, вышли такие книги, как: “История Евдокии Лопухиной”, “Указ Петра Великого о монашенствующих”, “Очерк торговли персидским шелком” и другие. По тем временам труды эти были достаточно серьезными, особенно если учесть, что писал их иностранец. Все произведения де Эона впоследствии неоднократно переводились и печатались.
Поздним вечером 1760 года умирающая императрица Елизавета дала шевалье прощальную аудиенцию в Петергофе. В подарок он получил дорогую табакерку с портретом Елизаветы в молодости — красавицы! Последний поцелуй — платонический! — он воспринял в Петербурге от молоденькой княгини Екатерины Дашковой.
- Молодость кончилась, — подвел итоги шевалье, запрыгнув в карету. — Дай Бог, чтобы старость была не скучнее.
Воистину, нам не дано предугадать...
Король Людовик отправил своего дипломата на войну — капитаном драгунского полка. Там миловидное личико спасло ему жизнь, когда утомленная лошадь не смогла унести его от пяти разъяренных пруссаков. “Женщина!” — воскликнул один из них, и пруссаки — рыцари! — поворотили коней назад. Но удар палашом, хотя и на излете, настиг де Эона. Раненый в руку, он с трудом добрался до своего лагеря. Впрочем, он быстро вылечился и прославился тем, что убил на дуэли — прямо на театре боевых действий — ничуть не меньше насмешников-соотечественников, чем вражеских солдат. Слава его шпаги, не знавшей поражений, гремела теперь по всей Франции.
Но с какой тоской вспоминал он спокойную петербургскую жизнь, свои ночные бдения над книгами и нежную дружбу с княгиней Катенькой Дашковой! Эти два умных человека, кстати, были схожи еще в одном: совершенном равнодушии к любовным утехам. Дашкова больше интересовалась политикой и наукой. Тем лучше они с шевалье понимали друг друга!
Мечты де Эона, похоже, могли воплотиться в жизнь. Король отозвал его в Париж — готовиться занять место посла Франции в России. Более того, шевалье туда выехал, но... доехал только до Варшавы. Там его ждало известие о том, что в России новый император — Петр III, питавший к французам нескрываемую неприязнь, ибо преклонялся перед прусским королем Фридрихом.
В Париже он пробыл недолго. Несколько месяцев спустя, снабженный в одинаковом изобилии секретными инструкциями лично от короля и деньгами, де Эон отправился в Лондон — склонять английский парламент к восстановлению нормальных отношений с Францией.
Жизнь шевалье в Лондоне разительно отличалась от той, какую он вел в России. Вместо чтения книг — бесчисленные попойки, вместо дуэли — роскошные приемы в королевском дворце. Переговоры с парламентом успешно продвигались, и, наконец, был заключен мирный договор. Франция теряла свою заморскую провинцию — Канаду, но приобретала главное — мир. За свои успехи шевалье был награжден орденом святого Людовика и пожизненной, весьма внушительной пенсией.
Но после этого в Лондон пришли два письма. Первое — королевский указ об отзыве де Эона из Англии. Второе — личное послание короля, в котором он приказывал шевалье... ни в коем случае не подчиняться его же собственному указу. Ситуация загадочна только на первый взгляд. На самом же деле все было очень просто: в ходе переговоров с парламентом де Эон получил столько сверхсекретных писем от своего короля, что теперь представлял для него немалую опасность. Вздумай шевалье раскрыть хотя бы малую толику королевских секретов, новая война с Англией была бы неизбежна.
И начались странные времена. За де Эоном по приказу короля охотились наемные убийцы, его дом не раз подвергался самым настоящим атакам. Сам же де Эон получал от короля деньги — для обеспечения личной безопасности и оплаты бесчисленных долгов. Несколько раз король предлагал де Эону огромные деньги за свои собственные письма к нему. Тщетно. Де Эон отлично понимал, что только эти письма и гарантируют ему жизнь.
Наконец в обмен на личный сертификат короля о пенсии и полной неприкосновенности де Эон отдал одному из очередных посланцев... единственное королевское письмо. Правда, то, в котором излагался план внезапного нападения Франции на Англию. И наступило затишье.
Десять лет — до своего сорокалетия — де Эона не тревожил Версаль. И вдруг на прилавках книжных магазинов Англии появились тринадцать томов мемуаров бывшего посла и драгунского капитана, мемуаров скандальных, обличительных, да к тому же написанных талантливым пером. Они произвели в обществе эффект разорвавшейся бомбы.
Но вот что странно: вспомнив о де Эоне, общество все чаще поговаривало, что на самом деле — это женщина, даже не женщина - классический гермафродит. В Лондоне начали держать пари на крупные суммы о подлинном поле де Эона. Масла в огонь подлил французский король, который публично заявил, что сам лично познал двадцать лет тому назад шевалье как женщину, а все дальнейшее было чистейшей воды маскарадом с его, Людовика, ведома.
Вольтер откликнулся на скандал по своему обыкновению язвительно:
- А наши нравы заметно смягчились, мы близки к гуманизму... Смотрите, де Эон стал орлеанской девственницей, однако до сих пор я не слышал, чтобы его сожгли на костре!
Шевалье стал носить женскую одежду постоянно. Хотя совершенно непонятно, почему Версаль с маниакальной настойчивостью стремился видеть своего лучшего в прошлом дипломата непременно в женском обличье. Доводы рассудка в этой ситуации неприемлемы. Очевидно, сцепление интриг и обстоятельств было уже в то время настолько сложно и запутанно, что даже современники не могли определить подлинных мотивов “перерождения” шевалье.
Перерождение это, однако, имело забавные последствия. Руки прекрасной мадемуазель де Бомон попросил не кто иной, как Пьер Бомарше, прославленный автор “Севильского цирюльника” и “Женитьбы Фигаро”, а также профессиональный шпион. Дивная парочка! Конечно, невесте было за сорок, но она была богата (пенсия короля!) и, по свидетельству современников, очень хороша собой. Ну уж во всяком случае миловидна, изящна и обольстительна. Если де Эон играл какую-то роль, он делал это виртуозно. А может, на сей раз и не играл? Но уж Бомарше-то точно был искренним!
Свадьба, правда, не могла состояться до тех пор, пока не были улажены официальные дела. Бомарше взялся выкупить у своей невесты “королевские секреты” и передать их в Версаль. Ему удалось сделать то, чего не смогли добиться ни дипломаты, ни наемные грабители.
Был заключен настоящий договор между государством и девицей де Бомон. Главным пунктом договора был тот, что де Бомон отныне официально считается особой женского пола и дает обещание не устраивать международных скандалов. За это смирение Франция обещала поддержать девицу де Бомон своими субсидиями и открывала перед ней свои границы. Возвращению из Англии больше ничто не препятствовало.
13 августа 1777 года де Бомон в дорожной коляске, запряженной четверкой лошадей, тронулась в путь. Но в коляске... сидел драгунский капитан со шпагой на боку, который и заявил жадным до сенсации журналистам: “Сожалея о тех скандалах, которые были вызваны глупцами и кретинами, я, шевалье де Эон, заверяю торжественно, что никогда не был женщиною, а следовательно, не способен стать ею и в будущем!”
Стоит ли говорить о том, что свадьба с Бомарше так и не состоялась? А строптивую девицу, не желавшую таковою считаться, запрятали в Сен-Сирский монастырь. Женский. Потом в другую обитель — тоже женскую. В конце концов во Франции не осталось ни единой обители непорочных христовых невест, которая хотя бы на неделю не приютила у себя девицу де Бомон — шевалье де Эона.
Наконец Версаль смягчился (или посчитал, что “строптивица” достаточно наказана) и разрешил де Эону вернуться в Париж. Там за “кавалером-амфибией”, как прозвали его остроумные парижане, бегали толпы зевак. Пока “амфибии” все это не надоело, и она (оно?) обрушила на королевский двор целый шквал памфлетов, где не пощадила ни короля, ни королеву — никого.
Надо же было именно в это время начаться очередной войне! Франция вступила в борьбу Канады против Англии за независимость. Де Эон рванулся воевать, но военное министерство ответило отказом: женщины на войне не нужны. Тогда шевалье сорвал с себя женские тряпки и облачился в свой старый мундир. За что и был лишен королевской пенсии, а затем и вовсе угодил в тюрьму короля — Дижонский замок.
После Дижона вновь потянулись монастыри, пока де Эон не сбежал, наконец, в свой родной городок Тоннер. Там протекли самые спокойные пять лет его жизни. В бедности, в безвестности, но - в покое. К сожалению, именно для покоя этот загадочный человек был меньше всего создан.
В 1785 году о прибытии в Англию де Эона известили все газеты. Прибыл он (она?) в нищенском платье, без перчаток, без муфты, в поношенных туфлях. Однако неугомонный кавалер быстро нашел способ заработать себе на кусок хлеба. В показательных поединках на шпагах, регулярно устраивавшихся в лондонских клубах, появление шестидесятилетней женщины с оружием вызывало смех. Но очень скоро насмешки стихли: шпага в руках этой старухи не знала поражения.
Денег, однако, хронически не хватало. В 1792 году все имущество "кавалера-амфибии” пошло с молотка за долги — старые и новые. Это оказало роковое влияние на его судьбу: когда во Франции победила революция, гражданин де Эон предложил свои услуги опытного драгунского офицера и дипломата. Республика ответила: “Согласна!”, и старик — увы, уже старик! — вновь сбросил проклятые чепцы и юбки и надел мундир. Но английская полиция запретила ему покидать Лондон, пока он не выплатит все долги.
Пришлось снова облачиться в женскую одежду и в таком виде давать уроки фехтования. Старуху со шпагой в руке охотно приглашали во все изысканные клубы. Старика бы там никто не потерпел. И вот во время одного из уроков, в 1796 году, неловкий ученик разорвал своей шпагой сухожилие правой — боевой, кормящей! — руки де Эона. Несколько месяцев он провел в постели.
А потом двенадцать лет прожил нахлебником при доброй француженке-привратнице, которая приютила его в швейцарской. Он, то есть она, как считала его благодетельница, помогала готовить, шить, присматривать за подъездом. И была рада, если швейцар подносил стаканчик:
- Выпей, старушка!
Старушка выпивала, а потом кротко выслушивала попреки своей благодетельницы, что ночью-де опять будет плохо с сердцем... Один такой сердечный приступ в ночь на 21 мая 1810 года оказался последним: девица де Эон, талантливый дипломат и забытая писательница Франции, отошла в лучший мир. Срочно вызванные прокурор и понятые определили в присутствии хирурга, что покойница никогда не была женщиной. О чем и составили соответствующий официальный документ, где было, в частности, сказано: “И без всякой примеси иного пола”.
Тем не менее сомнения остались по сей день, равно как и прямо противоположные, хотя и столь же компетентные и официальные свидетельства.
Так кем же был (или была) де Эон? Мужчиной? Женщиной? Классическим гермафродитом? Этого мы не узнаем никогда. Известно только, что “он” не был близок ни с одной женщиной, а “она” — ни с одним мужчиной. Что ему не было равных на поле боя и на дуэли, а ей - в бальном зале и за пяльцами. А им обоим — в тайной дипломатии того времени.
И еще известно, что привезенное когда-то де Эоном в Париж “Завещание Петра Великого” до сих пор является главной козырной картой всех тех, кто затевал когда-либо агрессию против России. Если верить их объяснениям, они не нападали, они защищались от завещанной Петром страшной агрессии против Запада со стороны России.
Что же касается могилы де Эона, то ее не существует. На том месте, где когда-то похоронили великого мистификатора, теперь проходит железная дорога. Ничего не осталось от того, кто 48 лет прожил мужчиной, а 34 года считался женщиной и который и в мундире, и в кружевах сумел прославить себя, одинаково доблестно владея и шпагой, и пером.
На сегодня всё,пожалуй.
@темы:
Родина,
юноша в серых перчатках